Все думают, что мы встречаемся

[zhuliuhai1]

Мне сказали немедленно принести это сюда, но я не смогла просто принести старое, поэтому крошечный бонус нового в конце))

Название: Все думают, что мы встречаемся
Пейринг: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Размер: миди, ок. 4500 слов
Жанр: флафф, романс, иногда страсти-мордасти, юст
Рейтинг: G
Краткое содержание: AU, в котором чжулюхаи немножко тупят, а потому приходят к осознанию только в период фанмитов (а настоящий авторский фанон - что они не тупили ни минуты, и всё началось еще на съемках))
Примечания: 1) таймлайн - июль-август 2019; 2) написано для команды Гусу Лань на фест mzds-wars

читать

— Ван Ичжоу спросил, встречаемся ли мы.

Лю Хайкуань был слишком уставшим и немножко пьяным, поэтому не дрогнул, только заморгал часто, будто ему что-то в глаз попало.

— И что ты ему ответил?

— Нет, не так он сказал, — задумался тоже немного нетрезвый Чжу Цзаньцзинь, зарылся рукой в волосы, встряхнул их, так что челка рассыпалась, и несколько прядей упали на лоб. Хайкуань перестал моргать и уставился на эти пряди. — Он не спросил. Он это утверждал. А я не стал спорить, потому что, знаешь, — он наклонился ближе, как будто хотел поделиться тайной, — мы с тобой, и правда, часто встречаемся.

И захихикал.

Если бы Лю Хайкуань легонько подул, то прядки челки разлетелись бы в стороны, открывая высокий лоб. А стоило немного податься вперед, и...

Он вздохнул, выпрямился сам, выпрямил всё еще хихикающего Цзаньцзиня, и налил им обоим воды.

***

— Ли Бовэнь уверен, что мы встречаемся.

Хайкуань заскочил к Цзаньцзиню в гости и проведать его питомцев. У Цзаньцзиня был целый зоопарк: четыре собаки, поссум, рыбки. Поссума они покупали вместе, так что Хайкуань чувствовал себя отчасти за него в ответе, а из собак Цзаньцзиня у него еще со времени съемок дорамы сложились особые отношения с Тини. Та пару раз даже спала тогда в отельном номере Хайкуаня, за что Цзаньцзинь счел ее предательницей. Надо было видеть взгляд, каким он провожал виляющий хвост Тини, исчезающий за дверьми номера Хайкуаня.

Сегодняшним утром Цзаньцзинь выслал Хайкуаню очень размытое фото Тини с новой стрижкой, и Хайкуаню ничего не оставалась, как заехать посмотреть, что сотворили с его любимицей. Так что сейчас они с Тини валялись в кресле, фоткались и ласкались, а Цзаньцзинь наливал сок, нарезал фрукты и тофу.

— То есть, он тоже утверждал, а не спрашивал? — уточнил из кресла Хайкуань. Цзаньцзинь со своего места видел только его макушку.

— Тоже? — удивился Цзаньцзинь.

Хайкуань понял, что тот не помнит их разговор про Ван Ичжоу, и махнул рукой: мол, неважно, продолжай.

— О да, он был уверен. И, к слову, про «тоже» — еще Чэн-Чэн...

— Тоже уверен?

— Абсолютно.

Цзаньцзинь прошёл в комнату, уселся напротив Хайкуаня, поставив угощения на небольшой столик между ними. Хайкуань, конечно, не станет ничего есть, но вдруг.

— Ты их разубедил? — стараясь не показать, насколько ему на самом деле интересно, спросил Хайкуань.

— Я начал было возражать, но потом, — Цзаньцзинь посмотрел на него виновато, — я перестал. Это странно, но похоже, они так сильно в этом уверены, что чем больше я буду спорить — тем хуже сделаю. К тому же, у Чэн-Чэна сделалось такое лицо... Мне показалось, что еще секунда — и он подумает что-то плохое! Что я, не знаю, стыжусь этих наших с тобой отношений, в которых он так уверен? Или будто бы отрекаюсь от тебя своими возражениями? А я не хочу, чтобы кто-то так думал.

Хайкуаня будто окутало упоительное тепло, и он безсознательно потянулся за кусочком тофу. Какое-то время назад он перестал мучать себя диетами, более-менее удовлетворенный своим весом и внешним видом, но всё еще редко позволял себе перекусывать чем бы то ни было.

Цзаньцзинь наблюдал за ним с улыбкой, думая, какой же Хайкуань прекрасный и расслабленный — в его кресле, с его собакой на коленках. И даже ест.

***

— Куча людей из кучи стран думают, что мы встречаемся! — Цзаньцзинь восторженно потряс телефоном. — Нас шипперят! Постят гифки с фанмита, что-то пишут на разных языках! Вот эти загогулины, это что?

Они возвращались с записи интервью — Цзаньцзинь предложил поехать в машине, которая забирала его, потому что там «сиденья удобнее». В общем-то, спина Хайкуаня была с этим согласна, но он в любом случае не отказался бы провести еще час (а если повезет с пробками, то и два) в такой приятной ему компании, даже если они будут просто сидеть рядом, уткнувшись каждый в свой телефон.

Фанмит, о котором упомянул Цзаньцзинь, записывался на прошлой неделе, интернет до сих пор бурлил впечатлениями, из которых одним из самых ярких неожиданно стали Лю Хайкуань и Чжу Цзаньцзинь. Выполняя нелепое задание организаторов «кто кого спихнет с тумбы», Цзаньцзинь в какой-то момент удержал потерявшего равновесие Хайкуаня, заботливо схватив его за талию.

Хайкуань оторвался от собственного телефона, бросил взгляд на соседний экран.

— Греческий?

— Греческий, — благоговейно повторил Цзаньцзинь. — Представляешь, даже там нас смотрят и любят!

— Может, ругают?

— Но тут стоят сердечки!

— Тогда вряд ли ругают, ты прав. Тебе это всё нравится, да?

— Мне это... не неприятно, — подумав, серьезно ответил Цзаньцзинь. — Шипперят тех, между кем видят хорошие отношения. Ну или красавчиков. А значит мы либо первое, либо второе, — он лукаво улыбнулся, его взгляд скользнул по лицу Хайкуаня, которое было, по его мнению, даже чуть более, чем красивым. — И я рад, что мне в пару достался ты. Хотя мне попадались еще посты про меня и Чжочэна или даже про...

— Не хочу знать, — торопливо покачал головой Хайкуань. Он, действительно, не хотел знать.

— А тебе это... неприятно? — тут же спросил Цзаньцзинь.

— Мне всё равно.

Это было не так, но наиболее близко к тому, что Хайкуань хотел бы чувствовать. По отношению к шипперству, не по отношению к Цзаньцзиню.

Цзаньцзинь немного помолчал, высматривая что-то в его лице.

— В общем, — наконец, сказал он, — если это добавит популярности нам лично, дораме в целом, и нашим с тобой героям — а за них, как ты знаешь, я переживаю, как за живых!.. То почему бы и нет.

— Ты же... не поэтому тогда меня удержал? — от неожиданно пришедшего в голову неприятного подозрения Хайкуаня даже передернуло, поэтому он поспешно кинул его прямо в Цзаньцзиня, которому всегда легко удавалось одной лишь улыбкой (с ямочками) превращать дурные мысли Хайкуаня в мыльные пузыри.

— Что? — Цзаньцзинь резко повернулся к нему всем телом, приоткрыв рот, что у него обычно означало возмущение. — Я тебя удержал, потому что ты падал!

Да, в мыльные пузыри. Улыбаясь кончиками губ, Хайкуань кивнул:

— Хорошо, когда рядом есть тот, кто не даст упасть.

— Охохо, это ирония? Пытаешься преуменьшить мои заслуги? А помнишь, как свалился Го Чэн? Это выглядело опасно! Хорошо, что его тоже успели поймать. Просто сделали это не так... элегантно.

Они одновременно рассмеялись.

Хайкуань бросил взгляд в окно.

— Мы едем сначала ко мне? Проще первым тебя забросить, чтобы не делать крюк.

— И Куань-гэ дальше поедет один? — Цзаньцзинь сделал страшные глаза. — Ну нет, он бы, наверняка, грустил — никак нельзя этого допустить.

— По-твоему, как только я остаюсь один, — «без тебя» чуть было не добавил Хайкуань, но передумал, и тут же пожалел, что передумал, — я тут же начинаю грустить?

— А не так?

Хайкуань легонько щелкнул его по нахальному носу.

***

— В комментариях пишут, что я смотрю на тебя, то есть, А-Яо смотрит на Лань Сичэня, — так, как будто мы, то есть, как будто они...

— Встречаются? — подсказал Хайкуань запнувшемуся Цзаньцзиню.

— Ну, тут другое слово, неприличное, — хмыкнул Цзаньцзинь.

Он зависал в телефоне, поэтому не заметил, как на миг вспыхнули уши Хайкуаня.

— Покажи, — помолчав, попросил Хайкуань. Цзаньцзинь поднял на него глаза, и теперь была его очередь краснеть — у него смущением всегда обдавало скулы. — Да не комментарии, видео покажи.

Цзаньцзинь улыбнулся, стряхивая замешательство, потыкал в экран и передал ему телефон.

Это было видео с «сияо» — тандемом их с Хайкуанем героев в дораме. Цзаньцзинь горячо болел за них, даже слишком. Хайкуань об этом знал, потому что Цзаньцзинь не очень-то умел сдерживаться, и иногда даже слишком эмоционально высказывался на интервью, а в личных беседах — распалялся до дрожи или до едва сдерживаемых слез. В дораме вскоре всё должно было закончиться плохо, и сердце Цзаньцзиня болело, когда его героя сильно ругали — концовка еще не вышла, но большинство читали новеллу, и знали, что А-Яо главный злодей. Цзаньцзинь часто ловил себя на том, что слишком сильно расстраивался из-за чьих-то слов или собственных мыслей по поводу судьбы А-Яо, мужественно боролся с самим собой, но то и дело проигрывал схватку.

— Красиво, — резюмировал Хайкуань, досмотрев.

— Просто «красиво» — и всё, что скажет Хайкуань-лаоши? — шутливо возмутился Цзаньцзинь.

— Мне кажется, тут подчеркнули, как доверчив и наивен был Сичэнь.

— Наивен? — возмущение Цзаньцзиня потеряло шутливость. — Доверчив??? Он просто показан хорошим, ужасно хорошим, и добрым, и благородным! Прекрасный Сичэнь! Если бы и он не поверил А-Яо, отнесся к нему как остальные — орден Цишань Вэнь никогда бы не пал!

В недавно вышедших эпизодах как раз закончилась война с Цишань Вэнь, а Мэн Яо убил Вэнь Жоханя.

— Тише-тише, — примирительно поднял руки Хайкуань. — Интересная версия, кстати. Но не хочу сейчас углубляться в дискуссию о том, что было бы, если.

Цзаньцзинь немного надулся, но всё же не стал спорить и снова полистал комментарии.

— Думаешь, можно разместить это в вейбо? — спросил вскоре.

— Лучше ограничиться теми официальными материалами, что тебе присылают.

— Мне их мало! — раскапризничался Цзаньцзинь. — И они не о том, о чем мне на самом деле хочется сказать. Мне кажется, многие не заметили эту вторую историю дружбы, ничуть не менее крепкой, чем у главных героев!

— Цзаньцзинь, — Хайкуань посмотрел на него очень серьезно, — осторожнее. Игра с публикой иногда может обернуться против тебя. Сегодня они тебя любят, а завтра ненавидят. Я знаю немало таких историй. Если тебе кажется, что все эти тысячи подписчиков, которые к тебе сейчас хлынули, это твои друзья, то это не совсем так. Чем больше ты открываешься — тем легче тебя ранить. А ты и так многое принимаешь слишком близко к сердцу.

По мере того, как он говорил, лицо Цзаньцзиня всё больше светлело, будто внутри него зажигались лампочки.

— Хайкуань-лаоши беспокоится за меня? — ласково спросил Цзаньцзинь, и от этого тона сердце Хайкуаня пропустило удар.

— Постоянно, — честно ответил он.

Они помолчали, улыбаясь друг другу.

— Хочешь, сыграю тебе эту песню, которая была в видео? — предложил Хайкуань.

Глаза Цзаньцзиня расширились от восторга.

— Да, ДА! Конечно, пожалуйста, о да. — Он вскочил с дивана так резко, что запутался в собственных ногах и чуть не упал. — Я запишу, ладно? Только для себя, никому не покажу, честное слово!

— Ладно.

Пока Хайкуань устраивался за клавишами, Цзаньцзинь носился по комнате в поисках наилучшего ракурса.

Одной мелодией Хайкуань в итоге не ограничился, перескочил на что-то другое, похожее, грустное и пронзительное, а потом спел шутливую песенку, чтобы поднять настроение, и бросал взгляды на Цзаньцзиня, ловя его восторженные улыбки, а Цзаньцзинь таял и плавился в очаровании этого вечера и человека рядом с собой.

***

— Вы же, и правда, встречались? Это тот, про кого ты говорил мне на съемках, да, Хайкуань?

— Да.

Катастрофа.

Трубка, которую он прижимал к уху, выскальзывала из вспотевших пальцев Цзаньцзиня.

Интерес к нему с Хайкуанем со стороны зрителей продолжал расти, и случилось то, чего он точно не ожидал: фанаты откопали в вейбо старую переписку Хайкуаня с Не Цзихао, делали репосты, разбирали каждую фразу на молекулы, и приходили к однозначному выводу: Лю Хайкуань и Не Цзихао встречались. Лю Хайкуань — гей. А Чжу Цзаньцзинь — его новый бойфренд.

Два из трех утверждений были правдой. Все три грозили большими неприятностями в мире киноиндустрии, где царила цензура и предубеждения.

— Цзаньцзинь? — напомнил о себе Хайкуань в трубке.

— Прости, — Цзаньцзиню еще никогда не было так страшно, — прости, ты предупреждал, ты знал, что нечто подобное может случиться, но я тебя не слушал, прости, меня занесло из-за амбиций и горячности, и поверь, я сделаю всё, всё, что угодно, чтобы это исправить.

— Цзаньцзинь, успокойся, пожалуйста, — Хайкуань вздохнул. — Это всё неприятно, но не нужно паниковать. Мое агенство позаботится о том, чтобы это затихло. И ты ни в чем не виноват.

— Я виноват! Мы столько раз говорили об этих слухах, что мы с тобой встречаемся, и я ничего не сделал, чтобы их остановить. Я был даже не против! Я охотно говорил о тебе на интервью, и вместе мы вели себя.. слишком как обычно. Теперь я понимаю, Хайкуань, как это могло выглядеть со стороны! Но это подогревало интерес к нашим героям и к нам с тобой. И, в конце концов, думал я, ажиотаж вокруг личных отношений не навредил Ван Ибо и Сяо Чжаню, но я забыл, что мы не они, что у нас другие роли, другой статус, и что у тебя есть своя жизнь и свое прошлое. Но поверь, последнее, чего я хотел — навредить тебе!

Цзаньцзинь тяжело дышал. Хайкуань молчал.

— Я говорил со своим агенством тоже, — продолжил Цзаньцзинь, чувствуя как внутри всё сжимается. — Из части интервью вырежут те куски, где я рассказываю о тебе. На следующих мероприятиях нас разведут по разным составам там, где получится. И проверят вейбо за всё время, что мы подписаны друг на друга, и подскажут, что лучше удалить.

Трубка молчала.

— Хайкуань? — жалобно позвал Цзаньцзинь.

— Помнишь ты говорил, — наконец, ровным голосом произнес Хайкуань, — что не стал разубеждать Чжочэна, потому что ему бы могло показаться, что ты отрекаешься от меня?

Цзаньцзинь съехал по стене, к которой прислонялся, вниз, и закрыл глаза ладонью.

— Нет, не думай так, пожалуйста, — его голос срывался. — Это не то, что я делаю. И никогда так не будет. Но я знаю, что ты пострадаешь от этих слухов сильнее, чем я, и эта мысль меня убивает. Актерство для тебя чертовски важно, и ты чертовски в этом хорош! И когда я думаю, что какой-нибудь важный босс смотрит сейчас твое резюме, а потом открывает интернет и натыкается на обсуждение твоей ориентации, и не берет тебя в свой сериал или кино — это невыносимо! Ты должен сниматься, и твоя репутация должна быть такой, чтобы тебе была везде открыта дорога.

— Спасибо за заботу о моей карьере, — голосом Хайкуаня можно было замораживать реки.

— Хайкуань!

— Наш завтрашний совместный поход на концерт, я так понимаю, отменяется?

— Я не думаю, что идти куда-то вместе сейчас, будет хорошей идеей.

Хайкуань вымученно рассмеялся. Цзаньцзинь зажмурился и добавил:

— Но я бы хотел заехать к тебе, когда ты будешь свободен? Нам обязательно надо поговорить лично, а не по телефону, пожалуйста, Хайкуань, гэгэ, этот разговор разрывает мне сердце, дай мне шанс объясниться.

Он почти не дышал, ожидая ответа.

— Думаю, мы так или иначе где-то пересечемся на этой неделе, — спокойно и уже не так холодно сказал Хайкуань, но Цзаньцзиню всё равно захотелось побиться затылком о стену. — Мне нужно подумать.

***

До Шанхайского фанмита им удалось встретиться еще трижды, но только в компании кучи коллег и друзей.

Увидев большие несчастные глаза Цзаньцзиня Хайкуань понял, что не сможет долго держаться от него подальше, да он и не хотел. Но обиду было не так-то легко побороть: он планировал не только поход на концерт, но и еще кое-что особенное, а потом еще был его день рождения, который он тоже хотел провести с Цзаньцзинем, и даже придумал, как это всё совместить с вылетом в Шанхай, чтобы нигде не опоздать и не забегаться, а теперь эти планы оставалось выкинуть, словно ненужный мусор. Преследовала мысль, что ему всё это было нужно сильнее, чем Цзаньцзиню, и того не было рядом, что его немедленно разубедить.

Проблемы со всплывшими старыми переписками с Не Цзихао тоже не улучшали настроения. Хайкуань считал: он не первый и не последний гей в Китае, даже если никто никогда открыто не говорит об этом. Он тоже не собирался кричать о своей ориентации, а невинные фотографии с Цзихао и вейбо-флирт ничего не доказывали. Но раньше никто бы и не додумался искать доказательств — он не играл еще в дорамах, которые прогремели бы так громко, как «Неукротимый», и хоть его роль там и не была центральной, интерес публики даже к актерам второго плана рос не по дням, а по часам, весь каст это на себе чувствовал. И так получилось, что множество их сцен с Цзаньцзинем будут в самом конце, зрителям еще только предстояло их увидеть, и появление новых фанатов, шипперов, их домыслов и теорий, было неминуемо. Он долго и серьезно разговаривал обо всём этом со своим агентом: та разделяла позицию Цзаньцзиня и одобряла его действия.

— Я лучше помогу вам устроить десять тайных встреч, на которых вас точно никто не снимет и не запишет, чем одну — открытую, на которой вы и сами не будете знать, когда на вас смотрят, а когда нет. Да и какое удовольствие от такого свидания, — увидев, что Хайкуань собирался возразить, она поправилась: — хорошо, хорошо, совместного времяпрепровождения.

Хайкуань очень ценил ее умение беззлобно иронизировать.

— Я вообще-то хотел, чтобы Чжу Цзаньцзинь пришел на мое выступление тридцать первого.

— Изначально плохая идея, даже если бы сейчас не всплывали твои прошлые похождения, — пожалуй, иногда она перегибала палку, но Хайкуань знал, что она заботится о его интересах. Почему-то принять такую же заботу со стороны Цзаньцзиня было гораздо сложнее. — Пока проходит промо-кампания «Неукротимого» вы оба везде и всегда представляете дораму, даже когда просто идете в магазин. Каждый публичный шаг вместе должен быть согласован с агенствами обоих и с «Тенсентом», чтобы потом никто никому не выкатил счет. Я знаю, что тебе это не нравится, — она снова предвосхитила его возражения, — но таковы правила игры. Так что общайтесь пока виртуально: сдержанно, но не холодно. Вам всё равно надо размещать контент друг с другом, который присылает «Тенсент», и это даже хорошо: может, получится переключить акцент с вас лично на ваших героев.

Не получилось. «Тенсент» разместил видео со съемок, в котором Цзаньцзинь кормил Хайкуаня лапшой. Рекламщики дорамы умудрялись раз за разом находить в куче записанных на съемках материалов сцены, балансирующие на грани личного и интимного — обычно, правда, они вытаскивали на свет что-нибудь с Ван Ибо и Сяо Чжанем, и те уже успели обрасти прочной броней и с блеском отбивались от сплетен или игнорировали их, а вот Хайкуань немного растерялся.

Так что их мимолетные встречи с Цзаньцзинем прошли странно и неловко, они перекинулись буквально парой фраз, хотя Хайкуань не старался специально избегать общения с ним. Смущало и то, что остальной каст, похоже, наблюдал за ними как за пороховой бочкой, решив, что парочка поссорилась.

Немного прочистить мозги у Хайкуаня получилось на выступлении в небольшом клубе — том, куда он собирался пригласить Цзаньцзиня. Он спел несколько песен и пообщался с фан-клубом, и к его облегчению, никто не задавал неудобных вопросов, наоборот, спрашивали про музыку, детство, увлечения, так что он рассказывал много и с удовольствием, и пел — самое любимое, пел так, как если бы Цзаньцзинь был в зале, и ему даже казалось, что он чувствует на себе его горящий взгляд, как недавно, когда тот записывал его дома. И Хайкуань признался себе в том, о чем всегда знал, но сейчас ощущал как никогда остро: эти отношения, этот человек — чрезвычайно важны для него. Нельзя позволить их особенной, удивительной связи испариться, утечь меж пальцев.

А поздно ночью, вернувшись домой, он внезапно получил короткое сообщение от Цзаньцзиня: «Я скучаю». И подумал, что ему всё же не кажется, что они чувствуют друг друга на каком-то сверхъестественном уровне.

«Я тоже», — написал он быстро и без колебаний.

***

— А ты не облегчаешь им задачу, — прокомментировал Хайкуань, направляясь к своему месту в бизнес-классе самолета и потянул за собой Цзаньцзиня, который был какой-то рассеянный и всё время терялся сегодня в аэропорту. — Если мы теперь летаем отдельно от всех, то что им остается думать, кроме того, что мы встречаемся?

Пару дней назад Цзаньцзинь написал ему:

«Я придумал! Полетим в Циндао бизнес-классом, там сможем поговорить. Полтора часа! Только ты, я и алкоголь»

«Никакого алкоголя».

«Ты прав, никто третий не должен нам мешать».

«Ты сейчас не шутишь про бизнес-класс? Вряд ли эти расходы предусмотрены нашим контрактом».

«Не беспокойся об этом, билеты уже заказаны».

«Ты сам раскошелился? Я заплачу за свой билет. Я настаиваю!».

«Ладно-ладно».

Так Лю Хайкуань и Чжу Цаньцзинь оказались в бизнес-классе самолета, летящего на очередной фанмит в Циндао, в то время как остальной каст летел в экономе.

— Возможно, теперь они думают, что мы уже тайно поженились.

Хайкуань улыбнулся немного странно и будто мечтательно, потом отвернулся, чтобы поставить их чемоданы на багажную полку, и устроился у окна.

Цзаньцзинь сел рядом, пристегнул ремень, тут же наклонился к Хайкуаню и зашептал, не дожидаясь ни пока рассядутся все пасажиры, ни пока самолет взлетит, как будто накопленных им невысказанных слов было так много, что они начали переливаться через край:

— Это было ужасно, Хайкуань, я больше никогда, никогда не хочу такого переживать. В следующий раз, прежде чем что-то сделать, что касается нас обоих, я посоветуюсь с тобой, ладно? И я уверен, мы сможем прийти к какому-то решению, которое устроит обоих, а главное оно будет наше, а не мое или твое. Не хочу, чтобы ты думал, что я что-то решаю за тебя, или что хочу вынудить тебя смиряться с моими решениями. Каким бы правым я себя не чувствовал. А я не чувствую! Если честно, я совершенно растерян, я не знаю, что говорить, а о чем лучше промолчать, тем более, что иногда молчание может навредить сильнее, чем слова. Мне советуют то одно, то другое, совершенно противоположные вещи, чтобы у каких-то незнакомых людей сложилось некое мнение о нас, но единственное мнение, которое мне в этой ситуации важно — это твое! — Цзаньцзинь набрал в легкие побольше воздуха, потому что начал задыхаться. — И этот фанмит, куда мы едем — я буду стоять рядом с тобой, неважно кто какие сделает выводы. Зато я буду знать, что мы вместе, что я смогу увидеть, как ты реагируешь: что тебя расстраивает, а что радует, потому что мне это важно, а не реакции публики по другую сторону. Я должен тебя видеть, а не пытаться рассмотреть через чью-то спину, как в Шанхае. Если, конечно, — тут он замер и весь будто сжался, — если, конечно, ты с этим согласен и тоже этого хочешь.

— Хочу, согласен, — больше всего на свете Хайкуаню сейчас хотелось его обнять, — прости, что отгородился от тебя. И я тоже растерян, и у меня нет верного и однозначного ответа на вопрос: как сделать так, чтобы люди думали то, что нам хочется, чтобы они думали. Возможно, нам надо быть самими собой. А возможно, надо притворяться. Но я тоже хочу делать это вместе с тобой, что бы мы не выбрали.

Цзаньцзинь прикрыл глаза и счастливо улыбнулся. Они поговорили обо всём, что делали в последние дни, обещая за каждую несостоявшуюся встречу назначить новые две, а то и три.

Через полчаса полета Цзаньцзиня сморил сон, возможно, потому что он ужасно переволновался во время своей пламенной речи, и он уткнулся лбом в плечо Хайкуаня, очаровательно сопя. Хайкуань снял наушник с его уха и забрал из ослабевшей руки телефон.

По приземлении Цзаньцзинь сразу заметил, что настроение у Хайкуаня — лучше некуда. Он вряд ли его таким вообще когда-либо видел. Не Лю Хайкуань, а просто бокал шампанского какой-то.

— Что с тобой? — не выдержав, спросил он, когда они заселялись в гостиницу.

— Потом расскажу, — подмигнул (подмигнул!) Хайкуань.

— Когда потом?

— Скоро. После фанмита?

Цзаньцзинь изнывал от любопытства.

Перед самим фанмитом была долгая автограф-сессия, они сидели за круглым столом с остальными приехавшими актерами и расписывались на куче плакатов, которые потом пойдут в продажу.

Хайкуаню вдруг пришла в голову идея подписаться на изображении его, Цзаньцзиня, героя, из-за чего Цзаньцзиню ничего не оставалось, кроме как подписаться на герое Хайкуаня. И так пострадал далеко не один плакат! Это потом обязательно заметят, но Хайкуаня будто подменили, и он совершенно не переживал о последствиях, а Цзаньцзинь и удивлялся, и наслаждался каждой секундой, ловя улыбки Хайкуаня, встречаясь взглядом с его блестящими глазами, и, увлекшись, тоже немного подразнил в ответ, дописав «люхай» рядом с написанным Хайкуанем «Чжу».

Фанмит для них прошел в таком же приподнятом настроении, Хайкуань много улыбался, дурачился с микрофоном, и даже согласился — чем Цзаньцзинь был не очень-то доволен, — разыграть сценку признания в любви с фанаткой, от чего в прошлый раз отказался, хоть и пришлось отжиматься в наказание.

До отеля они добрались глубокой ночью, Хайкуань из-за плеча агента, отчитывавшей его за что-то, жестом показал Цзаньцзиню, что пришлет сообщение, и несколько минут спустя Цзаньцзинь получил смс: «Путь свободен. Номер 250».

— Лю Хайкуань! — с порога воскликнул Цзаньцзинь, врываясь в номер. — Тебя покусал какой-то весельчак? Я вырву ему зубы!

— Чжу Цзаньцзинь, — захлопывая за ним дверь и загоняя в угол, медленно произнес Хайкуань, — что-то от меня скрывает.

— Что? — это был неожиданный поворот, Цзаньцзинь от удивления приоткрыл рот. — Я? Что скрываю?

— Ты заснул в самолете, — каким-то низким и волнующим тоном начал Хайкуань, — у меня на плече. И я...

— И ты? — перед глазами Цзаньцзиня пронеслись какие-то неприличные и заманчивые картинки, и в горле пересохло.

— И я, — Хайкуань чудовищно растягивал момент, — забрал твой телефон, потому что ты его чуть не выронил.

— Телефон? О, это, ну телефон, ну да, — Цзаньцзинь надеялся, что на его лице не написано разочарование от такого банального поворота. — И что с ним?

— Он еще не заблокировался, экран засветился, и я увидел, что ты слушал.

— Ох, — вот теперь Цзаньцзинь понял. — Ох.

Хайкуань улыбался и смотрел на него, как никогда раньше. А может, он так смотрел всегда, а Цзаньцзинь только сейчас заметил. Что-то происходило, что-то неминуемое, что всегда должно было случиться между ними, и по каким-то абсурдным причинам так долго не случалось.

— У тебя запись моего выступления, от начала до конца, полтора часа, — мягко сказал Хайкуань, — такую никто не выкладывал в сеть, более того, записывать было запрещено. Ты кого-то туда послал, чтобы меня записали?

Цзаньцзинь не понял, на самом деле Хайкуань не догадался обо всем, или просто оставляет ему лазейку, но он не собирался пользоваться ни первым, ни вторым. Не собирался врать.

— Я сам это записал, — едва слышно произнес он. — Я там был. В зале.

— Я бы тебя заметил, — Хайкуань тоже перешел на шепот. И не то чтобы возражал ему, скорее будто подталкивал говорить дальше, не останавливаться. — Там были почти одни девчонки, а нескольких парней я прекрасно рассмотрел.

— Ну, актер я или как? — пожал плечами Цзаньцзинь. — Я умею загримироваться так, чтобы даже мама не узнала.

— И ты загримировался?...

— Девчонкой. Симпатичная, кстати, получилась. Нацепил крутую шпионскую аппаратуру, записал всё, каждую песню, каждое слово, потому что... — он снова ощутил себя в том зале, неподвижно замершим в темноте, впитывающим каждый звук и жест, и как никогда понимающим, какие именно чувства испытывает, — потому что не видеть тебя было невыносимо. Ты пел очень красивые песни.

— Я пел их для...

И тут зазвонил телефон.

Цзаньцзинь с трудом оторвал взгляд от Хайкуаня, вытащил злосчастный аппарат.

— К слову о маме...

Хайкуань вздохнул, но мама это мама, и он отошел, чтобы Цзаньцзинь мог поговорить без помех.

***

— Мама спрашивала, встречаемся ли мы.

Цзаньцзинь отводил покрасневшие глаза. Ответив на звонок матери, он в итоге вышел из номера Хайкуаня, и разговор оказался долгим — его не было около получаса, а сейчас он вернулся, бледный и взволнованный, и безрадостно подпирал стенку.

Хайкуань посочувствовал ему от всего сердца: его объяснения с собственными родителями по поводу того, с кем он встречается, были давно позади, но он всё еще помнил те противоречивые эмоции и давящее напряжение.

— И что ты ей сказал?

— Правду.

Хайкуань ждал, но Цзаньцзинь долго молчал. Потом сказал, наконец:

— Ты был сегодня прекрасен, Куань-гэ, мы были прекрасны, но, помнишь, ты говорил, что не знаешь, надо притворяться или нет, и, наверное, правильный ответ всё же — надо.

— И я готов это делать. Только хотел бы знать, ради чего. Что ты сказал своей матери, Цзаньцзинь?

— А что бы ты сказал своим родителям, если бы они спросили тебя, не встречаемся ли мы? — снова ушел от ответа Цзаньцзинь, но по крайней мере перестал отводить от него взгляд, наоборот — вцепился в него глазами, будто две иголки воткнул.

Хайкуань вскинулся, бросил первое, что пришло в голову:

— Правду.

И вдруг подумал: вот он, этот момент, один из многих, которые они уже упустили, так может, в этот раз стоит, наконец, шагнуть вперед и узнать, что там, — небеса или пропасть.

Пристально смотревший на него Цзаньцзинь заметил, как тот вскинул подбородок, как распрямилась и так ровная, как струна, спина. Хайкуань всем своим видом бросал вызов и не собирался ни о чем умалчивать, а потому твердо пояснил:

— Что я люблю тебя, но, к моему огромному сожалению, мы не встречаемся. И я не знаю, почему.

Цзаньцзинь рухнул на стул, потому что ноги его не держали. Он молчал, наверное, несколько минут, дышал громко, смотрел на Хайкуаня, а тот смотрел на него, глаза в глаза. Наконец, Цзаньцзинь облизал губы и прохрипел:

— А потом ты бы, как я, разрыдался, так что тебя не могли успокоить минут десять, или обошлось бы без этого?

Что-то невозможное появилось в глазах Хайкуаня после этих слов. Облегчение, радость и даже, кажется, гордость, и за всем этим нечто огромное и ужасно нежное.

— Ты, серьёзно, ей так и сказал?

— Почти слово в слово.

Хайкуань присел напротив, взял руку Цзаньцзиня, которой тот комкал край рубашки, прижал ее к своей щеке, а потом поднес к губам и поцеловал запястье там, где бился пульс. Неохотно оторвавшись спустя несколько долгих мгновений, он прижался к запястью ухом, прислушиваясь, будто проверяя, принесли ли его действия результат. Да стук сердца Цзаньцзиня был слышен, наверное, даже в Монголии!

— Тогда надо сообщить твоей маме, что всё уже уладилось, — мягко улыбнувшись и щекоча теплым дыханием кожу, предложил Лю Хайкуань.

— Обязательно. Но попозже, — подаваясь ему навстречу, полупростонал-полувсхлипнул Чжу Цзаньцзинь.

бонус - крошечная пост-финальная сцена

Бонус

Целоваться с Хайкуанем — ну, когда Цзаньцзинь смог что-то формулировать в голове, кроме «ааа», — было потрясающе.
Поцелуи были неспешные, тягучие и такие сладкие. Носы или зубы не сталкивались друг о друга, Хайкуань не был ни слишком настойчив, ни слишком робок, а стоило Цзаньцзиню дотронуться языком к его губе — жарко выдохнул и приоткрыл рот, позволяя делать с ним, что захочется.
— Лучший первый поцелуй в моей жизни, — признался Цзаньцзинь, когда они прервались и сидели, прижавшись друг к другу лбами.
— Что, все эти последние десять минут или какая-то конкретная из них? — улыбнулся Хайкуань. — И ты выбрал плохой момент, чтобы сравнить мои поцелуи с чьими-то другими! Ничего не хочу об этом слышать сейчас. И никогда.
Цзаньцзинь покачал головой, и голова Хайкуаня покачалась вслед за его.
— Это было так давно, что даже странно, что я вообще что-то помню! Я не целовался ужасно давно, а всё потому... — Цзаньцзинь отстранился и легонько стукнул Хайкуаня в грудь кулаком, потом погладил это место, млея от мысли, что теперь может так делать. — Потому что... ужасно давно... и я... а ты?.. — голос или решимость подвели его, он беспомощно пожал плечами, а Хайкуань притянул его в крепкое объятие.
— Ладно-ладно, потом расскажешь, необязательно во всём разбираться прямо сейчас. А что касается «давно»... знаешь, я ни о чем не жалею. Дружить с тобой было здорово. Ты хороший друг, Чжу Цзаньцзинь.
— И ты прекрасный друг, Лю Хайкуань! Я горжусь тем, что... — Цзаньцзинь почувствовал, что глаза снова защипало. Такими темпами все салфетки в отеле сегодня уйдут на него. — Давай лучше еще целоваться!
— Давай.
Они еще немного поцеловались, пока у обоих почти одновременно не звякнули телефоны.
— Ван Ичжоу ждет нас на ужин, — догадался Хайкуань.
— Я совсем забыл! Ван Ичжоу! — Цзаньцзинь вырвался из объятий и заметался по комнате. — Я выгляжу как восставший мертвец! Он же спросит! Или сам догадается! И что мы ему скажем?!
Хайкуань приподнял бровь.
— Ах да, — Цзаньцзинь остановился и рассмеялся, весело и беззаботно, чувствуя как на душе становится легко. — Он и так думает, что мы встречаемся. Все думают, что мы встречаемся. Как это замечательно!
— Просто идеально.
— Тогда к черту макияж, — махнув рукой, Цзаньцзинь пошел к двери, — я просто скажу, что ты довел меня до слез, но потом мы помирились.
— Эй, подожди, я против такого объяснения!
И Хайкуань поспешил за ним.