[zhuliuhai1]

Название: Оговорки
Пейринг: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Размер: мини, ок. 1200 слов
Жанр: юмор, романс
Рейтинг: G
Краткое содержание: юмористическая версия "как всё начиналось" - ну, надеюсь, что будет смешно)) Шуточки, конечно, основаны на рифмах и похожести чисто в русском языке. Китайские оговорки я бы обдумывала примерно пятнадцать лет))

С Чжу Цзаньцзинем ему предстоит много сниматься, так что в перерыве между чтениями сценария Хайкуань подходит к нему пообщаться. Ему важно знать, что он за человек, и что думает о своем герое, и что думает о его, и о новелле, и о перспективах их дорамы, и об актерстве, и о каких-то мелочах, например, об отеле, где их поселили — в общем, Хайкуань хочет знать как можно больше, даже о том, какой у Чжу Цзаньцзиня любимый цвет. Так ему проще потом работать.

Цзаньцзинь сосредоточенно пьет йогурт из трубочки, но, заметив его, тут же прерывается и смотрит вопросительно.

Хайкуань стремится произвести на него хорошее впечатление, поэтому, тщательно обдумав, что сказать, произносит:

— У тебя очень интересная боль.

Сосредоточенное лицо Цзаньцзиня расплывается в улыбке, и на щеках появляются ямочки.

— Роль! — осознав, что сказал, исправляется Хайкуань и немного краснеет. — Я хотел сказать — роль. Я немного волнуюсь.

— И я нервничаю ужасно, как перед госэкзаменом, — продолжая широко улыбаться, делится Цзаньцзинь. — И ты прав — в моей роли ужасно много боли! Кстати, — переходя на громкий шепот спрашивает Цзаньцзинь, и его глаза загораются, — а ты читал новеллу?

— Да, — отвечает Хайкуань, и его глаза тоже горят.

***

— Итак, музыка, пение, баскетбол, плаванье, — перечисляет Цзаньцзинь, занося ногу фактически за голову, — фильмы про «Мстителей», игры... и ты прочел всё, что я только собираюсь читать, какие еще у тебя хобби?

— Конная езда, — подумав секунду, вспоминает Хайкуань, завороженно наблюдая за траекторией движения его стопы, обтянутой серым носком. — Гольф.

Стопа чуть опадает, потому что Цзаньцзинь хмыкает.

Закончив пробежку, они разминаются перед тренировкой драк. Хайкуань уже знает о Цзаньцзине очень много — о балетном прошлом, о мечтах о будущем, о том, что тот влюблен в животных, растения, фиолетовый цвет, еду и Цзинь Гуанъяо. Он постоянно задает много вопросов, а Цзаньцзинь охотно рассказывает, но Хайкуаню кажется, что тот всё же как-то умудрился узнать о нем самом гораздо больше.

Стопа другой ноги взмывает вверх, и Хайкуань решается на комплимент:

— У тебя невероятная распряжка... нет, распашка?... нет...

— Растяжка, — подсказывает Цзаньцзинь, его губы подрагивают, но он старается не ржать.

— Растяжка, да, — с облегчением соглашается Хайкуань, вытирая со лба несуществующий пот. — Вылетело это слово из головы, устал, наверное.

— Ага, спасибо, — благодарит Цзаньцзинь, а потом бормочет себе под нос, — только ты же даже не запыхался.

— Что?

— Ты зато в великолепной форме, говорю. Я после пяти кругов весь мокрый, а ты кофту не снял.

— В ней не жарко, — еще повыше застягивая замок, объясняет Хайкуань, и зачем-то добавляет. — Люблю эту марку.

— Записываю, «Баленсиага», — кивает Цзаньцзинь, и на вопросительный взгляд Хайкуаня поясняет, — в бесконечный список твоих увлечений записываю.

— Хм-м, еще рыбалка!

— Продолжай, список же бесконечный!

***

— Если один трос зафиксировать здесь, а второй вот так, то можно в воздухе развернуться. Это бы красиво смотрелось, — Хайкуань общается с командой каскадеров, когда мимо него как раз проносится висящий на тросах Цзаньцзинь. — Я хотел бы попробовать этот труп.

Он смотрит, как Цзаньцзинь мягко приземляется, сделав широкий выпад, и не сразу понимает, что вокруг наступила тишина.

Удивленный, Хайкуань оборачивается к каскадерам, те почему-то таращатся на него, один с недоумением, второй, кажется, сдерживая смех.

— Трюк! — пролетая снова мимо, весело кричит Цзаньцзинь. — Он хотел сказать «трюк»!

— А что я сказал? — Хайкуань мысленно закрывает лицо ладонью.

— Труп, — больше не сдерживаясь, смеется второй каскадер.

Хайкуань закрывает лицо ладонью.

***

— Что тебе сыграть?

— На твой выбор, — устраиваясь в кресле напротив вместе с Вули, мягко говорит Цзаньцзинь.

Недавно к нему привезли собак, и теперь по номеру бегают четыре пушистых комка. Бадже, Тини, Грейп, Вули — Хайкуань запоминает клички собак с первого раза, и никогда их не путает.

Он перебирает струны гитары, и Тини, примостившаяся у его ног, с любопытством поднимает голову.

— Мяу-мяу-мяу-мяу, — поет Хайкуань недавно взорвавшую Китай дурацкую песенку, обычно спокойные собаки начинают носиться по номеру и лаять, как ошалелые.

Цзаньцзинь смеется так, что у него болит живот.

Кое-как переловив и успокоив питомцев, Цзаньцзинь относит их в вольеры и снова плюхается в кресло.

— Умоляю, что-нибудь спокойное и умиротворяющее, Хайкуань-гэгэ, без кошачьих звуков, — он снова хихикает и закрывается подушкой.

Поразмыслив, Хайкуань играет что-то волшебное, светлое и в то же время немного печальное, Цзаньцзинь высовывается из-под подушки и не сводит взгляда с его длинных пальцев на струнах.

— Что это? — спрашивает он далеко не сразу после того, как замолкает последний аккорд.

— Примерно такой будет мелодия Лань Сичэня, мне прислали только грубый набросок, остальное я сыпровизировал. Понравилось?

— Она прекрасна! Очень ему подходит. И тебе. А будет песня?

— Наверное.

— И ее будешь петь ты?

— Наверное.

— Не могу дождаться! Это будет что-то невероятное!

— Ты мне слепишь, — скромно опускает ресницы Хайкуань, Цзаньцзинь торопливо прикрывается снова подушкой, прижимает ее к лицу, чтобы заглушить смех, но его всё равно слышно. Хайкуань вскидывается: — Я снова что-то не то сказал?

— Что-то вроде, что я тебя.. ха-ха, ослепляю!

— Осле... я имел в виду, что ты мне льстишь. Льстишь!

— Ха-ха, я догадался.

— Ты мне льстишь!

— Я понял!

— Это просто напасть какая-то! Я никогда раньше так часто не оговаривался, но с тех пор как...

Цзаньцзинь убирает от лица подушку и бросает на него неожиданно острый взгляд.

— ... наверное, с тех пор, как начались съемки, это происходит постоянно, — чувствуя себя не в своей тарелке под этим взглядом, неуверенно заканчивает Хайкуань, и ему чудится, что Цзаньцзинь разочарованно вздыхает.

***

Цзаньцзиня он находит в одном из дальних помещений. Сидя на полу, тот шмыгает носом, вокруг валяются ошметки салфеток.

Хайкуань молча опускается на пол напротив него и ставит рядом коробку с чистыми салфетками.

Благодарно всхлипнув, Цзаньцзинь вытаскивает сразу две и промокает глаза. Грима на нем почти не осталось, впрочем — на сегодня они закончили. И Лань Сичэнь пронзил Цзинь Гуанъяо мечом восемь раз.

— Не знаю, зачем столько дублей, — наконец, говорит Хайкуань. — Не удивлюсь, если в итоге возьмут второй или третий.

По мнению режиссера, Цзинь Гуанъяо должен умирать зрелищно. Но Цзаньцзинь так остро проживает каждую из финальных сцен своего героя, что, по мнению Хайкуаня, лучше показать эти мучительные моменты уже просто невозможно - он не просто играет, он становится Цзинь Гуанъяо.

— Если я кем и недоволен, то не режиссером, — хрипло выдавливает Цзаньцзинь, — а собой.

— Это нормально. Не думаю, что правильно, но я тоже собой недоволен постоянно. Хочется верить, что это помогает становиться лучше. Совершенствоваться.

— Ты же и так само совершенство.

Комплимент так внезапен, а покрасневшие глаза Цзаньцзиня смотрят на него так серьезно, что Хайкуань не сразу находится с ответом.

— Я далек от совершенства, и...

— И мог бы просто согласиться, я же тут рыдаю, в конце концов!...

— Вот именно, и это я должен говорить тебе приятные слова, с чего вдруг ты?.. — он растерянно замолкает.

— А мне вот стало лучше, потому что говорить приятные слова так же хорошо, как и выслушивать их, — по лицу Цзаньцзиня, и правда, уже не текут слезы.

— Тогда продолжай, — неожиданно для самого себя заявляет Хайкуань.

— О, гэгэ понравилось?

— Что, закончились приятные слова?

— Ты красив как небожитель!

— Ладно, хватит, я передумал.

— Ты безумно талатлив!

— Достаточно, Цзаньцзинь.

— И скромный при этом.

— Я тебя умоляю...

— И умеешь меня тушить... Смешить! Я хотел сказать — смешить! — Цзаньцзинь в ужасе хлопает себя по губам. — Это, что, заразно?

— Вряд ли, мы же еще даже не целовались.

Цзаньцзинь замирает, уставившись на Хайкуаня, который выглядит абсолютно спокойным. Очень осторожно спрашивает:

— Ты сейчас сказал то, что хотел сказать?

— Ну вот я так и думал, что эти оговорки испортят какой-нибудь особенный момент! — Хайкуань от огорчения тянется к волосам, чтобы взъерошить их, но рука натыкается на заколку и парик, несколько секунд он тщетно пытается подобраться к голове, но потом сдается и опускает руку. — Я хотел сказать: целовались. А что сказал?

— Целовались, — счастливо выдыхает Цзаньцзинь.

— Но тогда... всё правильно.

Они улыбаются друг другу, их глаза горят и, кажется, уже давно, возможно даже, что с первой гречи. То есть, встречи.